
События, изображаемые в опере, происходили очень давно: в начале XVII века. Но Глинка подошел к ним, как к событиям живым и современным. Он сам, будучи еще мальчиком, видел, как разгоралась народная война 1812 года против завоевателя — Наполеона. О героических подвигах русских людей он знал не из книг, а от живых участников и свидетелей этих подвигов. И потому впоследствии он сумел создать в своей опере живой и правдивый образ простого русского человека, беззаветно преданного родине.
Глинка задумал писать оперу во время поездки в Италию. «Тоска по отчизне постепенно навела меня на мысль писать по-русски»,—отметил Глинка в своих «Записках», вспоминая эту поездку.
Сюжет Ивана Сусанина подсказал Глинке Жуковский. Подвиг Сусанина и до Глинки привлекал к себе внимание поэтов и композиторов. Он был воспет в одной из исторических «Дум» поэта-декабриста Кондратия Рылеева.
«Предателя, мнили, во мне вы кашли. Их нет и не будет на русской земли! В ней каждый отчизну с младенчества любит, И душу изменой свою не пог} бит». «Злодеи!—закричали враги, закипев, — Умрешь под мечами!»—«Не страшен ваш гнев! Кто русский по сердцу, тот бодро и смело И радостно гибнет за правое дело!»
Был на эту тему создан и оперный спектакль. Музыку к нему написал итальянский театральный дирижер и композитор, работавший много лет в России, Катерико Кавос. Но ему даже в самой малой степени не удалось передать в музыке величие подвига Сусанина.
Подсказанный Жуковским сюжет как нельзя больше пришелся по душе Глинке. Перед ним стояла почетная и благодарная задача — передать в опере национальный характер русских людей, русского народа.
Глинка писал оперу с увлечением, и часто его музыкальное воображение уносилось далеко вперед, опережая работу автора текста оперы (барона Ро- зена—бездарного поэта, навязанного Глинке в соавторы). Еще не был готов текст той или иной арии или хора, а музыка уже была закончена!
Первое представление оперы состоялось 27 ноября 1836 года. Мнения о сочинении Глинки разделились: аристократической публике, воспитанной на сладкогласном пении заезжих итальянских певцов, показалась грубой и «простонародной» музыка, в которой слух ясно различал интонации русских народных песен и русского народного говора. «Это—музыка для кучеров», — высокомерно отозвался об опере Глинки один из таких «любителей».